Наверное, это прозвучит странно, и уж наверняка неприятно, но такое явление, как самоубийство, занимает в жизни общества видное место. Гораздо более заметное, чем может показаться. Каждый — или почти каждый — знает кого-то, кто покончил с собой, или пытался, или подумывал, или грозился. То есть, на самом деле, вокруг этого хватает.
И отношение к данному явлению в обществе резко отрицательное. Когда оно, общество, было очень религиозным, самоубийство осуждалось как тяжелейший грех, — настолько тяжкий, что самоубийца и теряет право быть похороненным на христианском кладбище, и, самое главное, губит свою душу, лишаясь возможности спасения. Почему? Потому что жизнь дана тебе Богом, — и только ему решать, когда её у тебя забрать. Жизненные проблемы и страдания посылаются им же, в качестве испытаний, и ты должен их вытерпеть, а не дезертировать. То есть с христианской точки зрения самоубийца, ни много, ни мало, идёт против Бога, присваивая себе его право решать вопросы жизни и смерти. Когда общество стало менее религиозным, самоубийство стало осуждаться по более прозаическим причинам, — как проявление слабости, побег от труда на благо общества, плохой пример другим и т.д. Да и вообще, чисто по-человечески, убивать себя — это странно, ненормально, дико. Даже более странно и дико, чем убивать других. Теперь, когда государство всё ещё светское, но религия вернула себе часть утраченных прежде позиций, её подход вновь несколько актуализировался. Самоубийство, так или иначе, по-прежнему считается большим злом.
Я рассказываю, почему в нашем современном обществе осуждают самоубийство, и кто-то может даже удивиться, — а зачем это объяснять? Разве не всё понятно и так, и разве отношение к нему может быть иным? Представьте себе, может. Для начала напомню, что не так уж давно самоубийство в виде, например, пули в висок, было в дворянской и офицерской среде способом смыть позор. И было это настолько важно, что даже гнев Божий не останавливал набожных дворян и офицеров, — а уж тем более неверующих. Видной частью национальной культуры самоубийство ещё недавно было в Японии. Самурай, делающий себе харакири, — один из самых растиражированных элементов японской специфики, знакомый всему миру. К слову говоря, с собой кончали не только мужчины, но и женщины самурайского сословия. Самоубийство вообще не считалось в Японии чем-то ненормальным. И в Древнем Риме броситься на меч считалось достойным и мужественным поступком. Ещё пример — джайнизм. В этой религии лучшим завершением жизни считается то, когда человек погрузился в крайний аскетизм и заморил себя голодом. Раньше, согласно историческим преданиям, так уходили из жизни даже некоторые цари, исповедовавшие джайнизм. Ну и напоследок отмечу, что в ряде современных государств принимаются законы, официально разрешающие тяжело больным людям уход из жизни по собственной воле, и даже предписывающие врачам оказывать им в этом помощь. Причём государства эти — вполне себе христианские.
Я это к тому, что самоубийство — вовсе не такая однозначная штука, как принято думать. Просто мы с вами воспитаны в культуре, где оно резко осуждается. А вообще с таким отношением, при желании, можно было бы и поспорить.
Но я не буду спорить. Всё сказанное выше было сказано просто для справки. А сам-то я тоже противник самоубийства. Как и Учение, которое считает его абсолютно недопустимым. Сейчас мы посмотрим на причины такого подхода. Но сначала нужно определиться с тем, что считать самоубийством, а что нет. Потому как и тут не всё очевидно и просто.
Итак, самоубийство — это когда человек намеренно лишает себя жизни. И это плохо. Но вот кто-то кинулся под пулю, закрывая собой товарища, или упал на амбразуру вражеского ДЗОТа. Это самоубийство? Технически — да. Он знал, что определённые действия приведут к его смерти, и он их совершил. Однако это не то, что обычно понимается как самоубийство и осуждается. Наоборот: это считается героическим поступком, одобряется обществом, вызывает уважение, даже ставится в пример. Может быть, способ не тот? Всё же пулю выпустил другой человек. Ну а если он выдернул чеку гранаты и подорвал себя вместе с окружившими его врагами? Можно сказать, что он убивал не себя, а их, — хоть и сам инициировал взрыв, точно зная, что погибнет. А если он уже в плену, и кончает с собой, опасаясь, что не выдержит пыток и выдаст товарищей? Это самоубийство, определённо. Но ради того, чтобы спасти других. То есть опять же, достойный поступок, — так получается? А когда кто-то идёт на смерть под пытками или на казнь, не желая предать товарищей, свою страну, убеждения, долг? Ведь знает, что умрёт. Самоубийца? Те, кто против него, скажут — да, самоубийца, и ещё фанатик. Но те, кто на его стороне, так его не назовут, а будут восхищаться и чтить его память. Или кто-то кинулся спасать человека в горящий дом, или бросился помогать тонущему, сам плохо умея плавать, и в итоге погиб. Только большой циник назовёт такого самоубийцей. Зато многие скажут – молодец. Пойдём немного в другую сторону. Что, если исследователь решился на опасное предприятие, или учёный поставил опасный эксперимент с огромной вероятностью гибели экспериментатора, и в самом деле погиб? Здесь идти на смерть, вроде как, было необязательно, можно было отказаться от опасной затеи. И тем ее менее, такие люди тоже пользуются посмертным почётом. Потому что то, что они сделали, было сделано для других людей. Пусть не для немедленного спасения кого-то, — но ради познания, прогресса, общей пользы.
Подобные примеры можно продолжать, и оценка всегда будет такой же.
Следовательно, самоубийство в привычном, предосудительном смысле слова, — это не просто когда человек идёт на смерть или саморучно лишает себя жизни. Здесь ключевое значение имеет намерение. Хорошо — когда ты совершаешь это ради большого хорошего дела, ради жизни или пользы других людей, ради общего блага. Плохо — когда ты делаешь это из малодушия, страха, отчаяния, нежелания противостоять жизненным невзгодам и т.п. В первом случае это подвиг, и он самоубийством не считается, во втором — то самое предосудительное самоубийство, характеризующее самоубийцу с худшей стороны.
Хотя есть и другие нюансы. Так, самоубийством можно счесть доведение себя до смерти через легкомыслие или неосторожность. Например, участие в опасных для жизни забавах, небрежность и несоблюдение техники безопасности во время выполнения опасных работ, и тому подобное. Вообще любой неоправданный риск. Здесь намерения лишить себя жизни нет, — но ведь тебе отлично известно, что твои действия опасны, что можно легко погибнуть. Тот, кто так поступает, как бы соглашается умереть, — причём умереть зря, по-глупому. Он наплевательски относится к своей жизни, разбрасывается ею. Чем же не самоубийство?
А самоубийство ради чести, — офицера, самурая? Побуждение, вроде, благородное, — однако сам поступок бесполезен. Кровь не смывает позора. Его вообще нельзя обнулить, — ведь что было, то было, из реальности ничего не вычеркнешь. Что можно сделать, так это по возможности компенсировать свою вину, — если в самом деле виноват, — «перевесить» её достойными и полезными поступками. Только уж никак не пулей в висок и не мечом в живот. По итогу — намерение тут не позорное, но вследствие его неправильности получается именно напрасное самоубийство.
Ну и что касается религиозного самоубийства, — как у тех же джайнов, и не только. Здесь намерение также не позорное: люди исполняют то, что предписывает им их вера, стремятся таким образом достичь своих духовных целей. С их точки зрения это хорошо и правильно. С точки зрения тех, кто придерживается иных взглядов, это неправильно, и потому является предосудительным самоубийством, и является следствием фанатизма, — и ещё много всякого нехорошего говорится об этом. В принципе, с тем, что это самоубийство, могут согласиться обе стороны; только моральная его оценка будет разной. Сюда же, с известной долей обобщения, кто-то может отнести тех, кого, например, сжигали на кострах как нераскаявшихся еретиков, и тех, кто шёл на смерть, не желая обращаться в чужую веру. Я же не соглашусь. Тут речь идёт о верности убеждениям, и об убийстве за это, а никак не о самоубийстве. Абсолютно разные вещи.
Словом, самоубийство только кажется простым и однозначным в своей оценке явлением. В действительности же оно гораздо сложнее и многограннее. Ему могут даваться как разные определения, так и разные оценки.
Так что же говорит об этом Учение? Каково его отношение к самоубийству?
Учение придаёт первостепенное значение именно намерению. Решение погибнуть ради чьего-то спасения, ради общего блага и т.п. сложно назвать самоубийством, — даже если технически всё так и выглядит. Это не самоубийство, а самопожертвование. Достойный поступок, поступок человеческий, в самом высоком смысле этого слова, столь же далёкий от банального самоубийства, как небо от земли. К тому же, это верный и сильный моральный выбор, помогающий тому, кто его делает, стать духовно совершеннее. Может быть, настолько, что один такой поступок окажется в смысле духовного делания сильнее, чем вся оставшаяся жизнь. Подобным же образом Учение относится к тем случаям, когда кто-то идёт на смерть за свои убеждения или во имя долга. Это не фанатизм, а мужественный поступок, достойный глубокого уважения, — даже если убеждения были ошибочны, и долг тоже оставлял желать лучшего.
Такие поступки Учение самоубийством не считает. Чего нельзя сказать о самоубийстве из малодушия, страха и проч. (смотри выше). Конечно, с нашей точки зрения Бога, который один имеет право распоряжаться жизнью и смертью, нет. Своей жизнью и своей смертью человек вправе распорядиться сам. Однако это не означает, что любое решение будет правильным только потому, что ты вправе его принять. Природа даёт человеку жизнь для того, чтобы он набирался знаний и опыта, в том числе через трудности и страдания, менял к лучшему себя и мир, а не для того, чтобы он пасовал перед проблемами и пытался сбежать от них в смерть. Проблемы и страдания — путь к тому, чтобы стать мудрее, лучше, сильнее, способ, так сказать, «прокачаться» и сделаться совершеннее. И бежать от этого нельзя ни в коем случае. Нужно всё выдержать, перебороть. Силы на это есть у каждого: люди наделены ими от природы. Нужно только суметь найти в себе и мобилизовать эти силы. Задача сложная, но выполнимая. Как бы ты ни страдал, самоубийство будет неправильным решением. Что, кстати, относится и к самоубийству тяжело больных. Учение выступает против него. Как бы ни была горька чаша твоей жизни, её нужно выпить до дна. Нужно выжать из обстоятельств, в которых ты оказался, весь возможный опыт. Он пригодиться в будущих жизнях. И, кстати, в сравнении с личным адом, который каждый человек проходит после смерти, страдания самой страшной болезни могут показаться вовсе не такими уж тяжёлыми. Ну а по выходе из личного ада ты обнаружишь, что все моральные терзания, от которых ты хотел убежать, например, через петлю или ту же пулю в висок, никуда не делись: они по-прежнему с тобой. И теперь бежать уже некуда. Так что самоубийство как побег от проблем и страданий, с точки зрения Учения, не только неправильно и недопустимо, но и бесполезно.
Что до глупого риска и прочих способов попусту профукать свою жизнь, то это, понятное дело, также недопустимо. Такое поведение и стыдно, и попросту преступно. То же самое можно сказать о сведении себя в могилу через вредные привычки и зависимости, такие как алкоголизм, наркомания и им подобные. Тоже ведь самоубийство, — только растянутое по времени.
Самоубийство ради чести, как и ради религиозных целей типа попадания в рай, можно понять и даже отнестись с уважением, — но одобрить нельзя, поскольку то и другое основано на заблуждениях. Достойно сожаления, когда люди погибают вот так, в результате мировоззренческой ошибки.
Можно суммировать. Учение разделяет самоубийство и самопожертвование, — тут его подход, в общем, совпадает с тем, который бытует в обществе. Самопожертвование, таким образом, — отдельная тема. Самоубийство из слабости, отчаяния, а также доведение себя до гибели по легкомыслию и небрежности, равно как и через различные губительные пристрастия, Учение резко осуждает и считает абсолютно недопустимым. Представлений о том, что покончив с собой можно смыть позор или искупить вину, в Учении нет, — так что это мы тоже полностью отвергаем. Точно так же самоубийство не нужно для достижения посмертного блаженства и иных духовных целей. В Учении подобные представления отсутствуют, и оно относится к таким вещам как к трагическим заблуждениям.
Вот так, если в очень общих чертах.
Тема, на самом деле, весьма обширная, с уклоном в психологию, социологию, историю, религиоведение, и ещё много куда. Я здесь буквально пробежался по вершкам, едва её коснувшись, — просто для того, чтобы обозначить позицию Учения. Всего лишь обозначить, — потому что и с точки зрения Учения об этом тоже можно сказать ещё немало. Возможно, когда-нибудь мы продолжим этот разговор.
© Атархат, 2023
