И по сей день перед каждой битвой страх приходит ко мне. Но я встречаю его как друга. Это делает тебя быстрее, сильнее, умнее, — пока ты управляешь им, не давая ему управлять тобой.
Сериал «В пустыне смерти»
Бесстрашных людей не бывает. Простое утверждение, которое вызовет немало возражений. Ведь есть люди, которых называют бесстрашными, — и в этом видят качество, отличающее их от прочих. Бесстрашие — нечто выдающееся; то, что свойственно героям. Однако если подумать, то такие близкие по смыслу понятия, как бесстрашие, храбрость, смелость, подразумевают не отсутствие страха, а способность его преодолеть. Храбрый человек не лишён страха, но умеет победить его усилием воли и действовать вопреки ему. И это, зачастую, действительно самый настоящий героизм.
Почему? Потому что очень трудно сопротивляться основному инстинкту: инстинкту выживания. Он заложен в основу психологических реакций, — по той простой причине, что если индивидуум умрёт, то никакие другие инстинкты и реакции ему уже не понадобятся. Таким образом, инстинкт выживания (он же инстинкт самосохранения) обеспечивает некую базу, на которой надстраивается уже всё остальное. То есть задача выживания решается в первую очередь, как приоритетная. Оттого так трудно действовать вопреки ей. Это как для робота из какого-нибудь фантастического фильма нарушить главную директиву, прописанную в его программе. И даже люди, верящие в бессмертие души и понимающие, что смерть — это ещё не конец, всё равно боятся. Потому что боится тело. Именно в нём и прописана главная директива. Задача тела №1 — выжить; и оно изо всех сил выполняет эту задачу. Так что преодоление страха — это, в первую очередь, преодоление программы, заложенной в тело. А оно боится всегда. Ему наплевать на какие-то принципы и высшие цели, ради которых человек может пожертвовать собой. Его, тела, высшая цель — выживать и жить как можно дольше. У него всё подчинено этому. Ничего другого — кроме, разве что, выживания вида, выражающемся в размножении и заботе о потомстве — оно не знает и знать не хочет. Поэтому страх свойствен даже самым храбрым людям. Это страх тела, который есть всегда. Если же его вдруг нет, то это не выдающееся качество, не пресловутое бесстрашие, а патология, сбой в основном инстинкте.
Однако интересное дело: когда человек оказывается в мире энергии, и тела у него уже нет, он всё равно испытывает страх. Чем это можно объяснить? Ну, во-первых, инерцией. Мы так привыкаем бояться живя в теле, что продолжаем бояться и тогда, когда телу, за его отсутствием, ничто не угрожает. Во-вторых, хоть мы и не можем умереть в мире энергии, мы там всё же можем испытать массу неприятных, болезненных ощущений. Их мы тоже боимся. Хотя большого смысла в страхе перед тем, что не угрожает нам гибелью, нет. Смысла нет, а инстинкт выживания продолжает работать. Странно. За этим просматривается некая глубинная подоплёка. К ней мы вернёмся позже. Тем более, что есть ещё и в-третьих: это неосознанный страх за жизнь Творца, свойственный всем его частицам. Ведь Творец действительно может умереть, — и тогда все частицы умрут вместе с ним. Так мы вскрываем следующий слой основного инстинкта. Наше тело смертно, и потому оно боится: это слой первый. Наша личность бессмертна как самостоятельная единица, но смертна как частица целого, и потому она боится: это слой второй. А есть ли третий слой? Есть.
Но пока что мы ненадолго вернёмся в мир материи.
Страх играет в нашей жизни гораздо большую роль, чем нам кажется. Его уши торчат из многих наших стремлений и поступков. А нисходит всё это к тому же инстинкту выживания у животных. Что мы там видим? Животное хочет есть — и оно стремится обеспечить себя пищей, добывая её и/или запасая. Оно вытесняет с пищевой территории более слабых соперников. Оно стремится избежать опасности, и потому убегает или прячется. Будучи сильным, оно старается обеспечить себе высокую позицию в стаде или стае, подавляя более слабых особей. Утверждение своего высокого статуса даёт безопасность в плане личного выживания и возможность для спаривания с лучшими особями противоположного пола для выживания вида.
То же самое происходит и у людей. Страх за свою жизнь заставляет их не только убегать и прятаться, но и лгать, пресмыкаться, делать подлости, предавать. Борьба за власть — это, по сути, борьба за высокий статус в стае. В любой стае, — от компании друзей до мира бизнеса, от мафиозной группировки до государства. Ну и погоня за деньгами. Деньги — это хорошее жильё-убежище, возможность защититься или далеко убежать и надёжно укрыться в случае опасности, изобилие пищи, дорогие медицинские услуги, лучшие сексуальные партнёры, возможность подтверждать свой высокий статус через дорогую одежду, автомобили и прочие атрибуты так называемой элиты, ну и, конечно, власть, возможность подчинять себе других. Всё те же животные желания, продиктованные всё тем же инстинктом, — но в новой упаковке. Потому и выглядит иначе; и даже, вроде, не скажешь, что у всего этого — а этим живёт большинство людей — такая подоплёка. Простой животный инстинкт. Человеческое тело — животное, у которого кроме инстинктов ничего нет. И оно умеет оседлать бессмертную человеческую личность, внушить ей свой страх смерти и превратить её интеллект в средство обслуживания своего — не личности! — страха смерти. Это животная борьба за выживание, часто хорошо замаскированная под что-то другое. Кто-то это понимает, кто-то стыдится понять. В самом деле, неприятно признаться даже самому себе, что под разноцветием твоей жизни скрывается страх животного.
Этот страх выполняет полезную функцию, и не нужно стремиться от него избавиться. Нужно лишь уметь преодолевать его, когда это необходимо. А необходимо это тогда, когда приходит время делать то, для чего мы рождаемся людьми. Обуздать страх возможно. Инстинкт силён, но у человека достаточно сил для того, чтобы справиться с ним. Тут уже следует уклон в другую тему, и это не входит в наши планы. Я лишь констатирую следующее: страх можно преодолеть, но от него нельзя избавиться. Даже когда человек утрачивает тело, свой транслятор основного инстинкта в мире материи, страх остаётся. Он ощущается несколько иначе, но он по-прежнему есть.
Теперь обратимся к иным масштабам. Ведь надо пройти до истоков. До истоков страха.
Выше я говорил о неосознанном страхе частиц Творца за его жизнь. Они в совокупности своей и есть Творец, а их страх — проявление его инстинкта выживания. Творец живой, — и ему, как всему живому, свойственно стремление продолжать жить.
Мы живые, и живём в живом мире, — во Вселенной, в Творце. Творец живой, и он тоже живёт в живом мире, — в своей Вселенной. А всё, что живёт, обладает инстинктом выживания. Цепочка живых систем, «вложенных» одна в другую, продолжается и дальше, за пределы Вселенной, в которой обитает Творец. Живое не может быть частью неживого, — и потому масштаб звеньев этой цепочки постоянно возрастает. Возрастает до максимума. Что же является этим максимумом, — то есть организованной структурой самого крупного масштаба? Беспредельное Бытие.
Оно живое, — и всё, что в нём существует, живёт его жизнью. Смысл Бытия в том, чтобы давать жизнь всему. Но если у всего живого имеется основной инстинкт, инстинкт выживания, то он должен быть и у Бытия. Иными словами, Бытию должно что-то угрожать. И такая угроза есть. Это тенденция небытия, — тот импульс разрушения, который теоретически мог бы обратить Бытие в небытие. В реальности этого произойти не может, потому что Бытие сильнее этого импульса и всегда его преодолевает. Однако оно всё равно ощущает его как угрозу. Это подобно тому, как если бы некто был болен хронической болезнью, но успешно боролся бы с ней, не давая ей шансов победить. Таким образом у него были бы гарантии выживания, но болезнь всё равно оставалась бы угрозой, доставляющей неприятности и вынуждающей постоянно что-то предпринимать. То есть именно инстинкт выживания подталкивал бы его к тому, чтобы активно бороться с болезнью и побеждать её. С Бытием примерно так же. Оно ощущает угрозу, исходящую от тенденции небытия, и за счёт этого действует его (Бытия) инстинкт выживания. Именно его инстинкт сообщается всем его частицам, именно он действует в них как их собственный инстинкт выживания. В действительности это то, что ощущает Бытие.
Страх смерти вытекает из этого инстинкта. Можно ли сказать, что Бытие боится умереть? Да, можно. Хотя это не в точности такой же страх, как животный страх смерти, но принцип тот же. Как инстинкт выживания — это всегда проявление инстинкта выживания Бытия, так и страх восходит к тому, что можно назвать страхом Бытия перед разрушительной тенденцией небытия, с которой ему приходится всё время бороться.
Вот мы и добрались до истоков. Оказывается, наши страхи, от животного страха тела до не вполне понятного страха, свойственного бессмертному существу в мире энергии, всё это проявления страха, свойственного Бытию. Это и есть упомянутый выше третий слой основного инстинкта. Мы боимся смерти, — но на самом деле не своей, а смерти Бытия. Да, и смерти Творца тоже, — но и этот страх в итоге восходит к инстинкту выживания Бытия, представляя собой его частное проявление. Страх уровня Бытия отливается в более мелкие формы, в формы частиц Бытия, каждая из которых, будучи ограничена в своём восприятии собственными пределами, воспринимает его как свой собственный страх.
Иначе говоря, все мы на самом деле боимся не своей маленькой смерти, а небытия в глобальном масштабе. Мы боимся того, что могло бы превратить беспредельную наполненность Бытия в беспредельную пустоту, в вечное и безнадежное ничто. Именно этот страх приходит к нам под личиной наших частных маленьких страхов. Они являются проявлениями нашего страха смерти, а он есть проявление страха самого Бытия. Этот страх приходит из таких глубин, по отношению к которым глубины нашего подсознания — это поверхность. Он подобен колоссальному чудовищу, ворочающемуся где-то в бездонных — на самом деле бездонных — пучинах океана, отчего по поверхности идут волны и мелкая рябь. Это чудовище скрывается в нас самих. Наши страхи — всего лишь кончики его щупалец, показывающиеся над поверхностью.
Самое примитивное проявление этого глубинного страха — страх смерти, испытываемый нашим телом. И тело можно понять: оно действительно смертно, в самом прямом смысле слова. То есть ему действительно есть чего бояться, здесь и сейчас. Это, как и было сказано, первый слой основного инстинкта. Но уже второй слой может вступать в противоречие с первым. Ведь мы рождаемся не для того, чтобы просто выживать как тело, а для того, чтобы духовно и морально развиваться, тем самым помогая выживанию Творца. Таким образом большая ценность закономерно перевешивает меньшую ценность, и человек порой должен пойти против собственного инстинкта выживания ради того, чтобы мог осуществляться инстинкт выживания Творца. То есть мы должны уметь преодолевать свой страх. И это как раз мощнейший инструмент духовного развития. Причём речь не обязательно идёт о том, чтобы идти на смерть. Это крайний случай. Не в пример чаще приходится сталкиваться с теми проявлениями животного страха, которые я перечислял выше. Нужно бороться в себе с жадностью, трусостью, подлостью, жестокостью и всем прочим, что инстинкт выживания тела ставит себе на службу. Именно страх, исподтишка дёргая за ниточки, заставляет нас совершать подобные поступки. Отказаться от них, преодолев страх, стать лучше вопреки ему, — вот то, что совершенствует наш Дух и укрепляет жизнь Творца. В действительности всё просто: интересам тела, в любом случае непрочного и смертного, нужно предпочесть интересы той части себя, которая бессмертна постольку, поскольку будет продолжать жить Творец. То же самое и в отношении Бытия. Мы укрепляем его жизнь (через продолжение жизни Творца) тогда, когда совершенствуемся вопреки животному страху, а не тогда, когда поддаёмся ему.
Итак, нужно уметь преодолевать страх тела. Это возможно. Сила, способная его преодолеть, изначально содержится в каждом человеке. Именно благодаря её наличию работает механизм совершенствования, бегло обрисованный выше. То есть страх тела предназначен для того, чтобы преодолевать его, когда это нужно. Я уже говорил, что он тоже вырастает из подспудного страха перед небытием, таящегося во всём существующем, и в нас. А это значит, что когда глубинный монстр высовывает кончики своих щупалец на поверхность, мы можем вступить в борьбу с ним и победить. Можем нахлестать ему по щупальцам. Мы можем, преодолев свой личный страх, делать то, благодаря чему наш общий с Бытием страх никогда не осуществится. Борясь со злом в себе и в своём мире, мы не позволяем небытию возобладать над Бытием. Разве не удивителен сам факт того, что подобное возможно?
Вот таков страх. Он и огромный монстр из непредставимых глубин, и наша личная проблема, с которой мы ежедневно сталкиваемся лицом к лицу. Он то, что довлеет и будет довлеть над нами всегда, и то, над чем мы можем одержать верх в любом столкновении, в любой момент. Он то, что может засосать нас, как болото, и превратить в негодяев, и то, что может послужить трамплином, с которого мы взлетим к небу.
Страх — добро или зло? Он то, из чего каждый может вылепить добро или зло, по своему усмотрению. Я бы сказал так: нужно уметь правильно им пользоваться. Это своего рода искусство. Или наука. Называйте как хотите.
© Атархат, 2021
