Страшное чудо расчеловечивания

Что для человека страшнее всего? Вопрос выглядит слишком обширным, на грани того, чтобы зазвучать риторически. Потому что здесь предлагается как бы ответить сразу за всех. А как ответить за всех, если у каждого свои страхи? Однако я ведь не спрашиваю, кто чего боится. Я спрашиваю, что страшнее всего для человека. Видите разницу? Имеется в виду не субъективное, отдельное для каждого, а объективное, общее для всех. Тут кто-то повторит, что каждому — своё, и что чего-то общего, универсального, в этом плане нет. Но другой скажет, что общее как раз есть, и на поставленный вопрос ответить легко: все боятся смерти.

Такой ответ уже что-то собой представляет. Что-то более-менее определённое. Хотя всё равно не то. Я даже не буду возражать в том смысле, что смерти боятся не все. То есть не у всех имеется осознанный страх перед ней. Вот и любопытный нюанс: даже если смерти боятся 99,99% людей, и могут утверждать это о себе, то для каждого из них это нечто глубоко личное. Можно сказать, что это не один общий страх, а совпадающие личные страхи. Таким образом, это вряд ли можно считать полностью удовлетворительным ответом.

Хорошо. Давайте перефразируем вопрос. Что для человека хуже всего? Ведь что хуже всего, то и страшнее всего, не так ли?

Хуже всего для человека — перестать быть человеком. Не умереть, а перестать соответствовать своей человеческой сущности. Это хуже, чем умереть: это значит перестать существовать. Даже умирая, ты умираешь как человек; ты — часть нормального, естественного процесса. Но если ты утратил человеческую сущность, то тебя просто нет. Ты выброшен из ткани мира, и на том месте, где раньше был ты, осталась пустота. В то же время появилось нечто другое. То, чем ты стал, и для чего нет места в мире. Нет, потому что это миру не нужно. Оно лишнее. И уродливое. И страшное. Потому что это бывший человек, исказивший себя, вышедший за рамки нормы, обретший новые, противоестественные свойства. Для этого чего-то нет места в мире, и потому оно разрушает мир, ломает реальность вокруг себя, пытаясь втиснуться в неё, занять в ней чьё-то место. Это нечто опасно уже тем, что оно существует, — потому что оно не может быть нормальным и делать что-то нормальное, а может лишь разрушать.

Подсознательное знание этого, на уровне ощущения, присутствует в каждом. Человек знает, пусть и безотчётно, что из того, что может с ним случиться, нет ничего страшнее. Ему страшно самому потерять человеческую сущность, и страшно встретить кого-то, с кем это произошло. Недаром приводят в ужас всевозможные оборотни, зомби, мутанты, полулюди-полузвери, каннибалы, маньяки и прочие персонажи, о которых пишут и снимают хорроры. Да, они опасны, они убивают; но убить может и обычный кирпич. Особую чудовищность им придаёт то, что это бывшие люди, а ныне ожившие трупы, или люди, потерявшие человеческий облик, или те, кто с виду человек, но ведёт себя не по-человечески. Самое страшное — ощущение чего-то нечеловеческого, ощущение извращённости человеческой природы, ощущение противоестественности, опасной самой по себе. В ужас приводит встреча с тем, чего не должно быть, и даже самый его вид.

Что говорят о негодяях, подлецах, предателях, душегубах, насильниках, садистах и прочих им подобных? Говорят, что они поступают не по-человечески. А что говорят, когда хотят удержать кого-то от такого поступка? Ему говорят «Будь человеком!». Это идёт от глубинного знания того, что человек так поступать не должен и не может. Такое поведение ненормально, неестественно. В то же время оно аморально. Это уже к вопросу о сути морали. Морально то, что хорошо. Хорошо то, что правильно. Правильно то, что естественно для человека. Поэтому кто поступает не по-человечески, тот поступает аморально, и наоборот. Знание этого записано глубоко в человеческой психике, на уровне Духа, на уровне основы личности. Там лежат истоки общечеловеческой морали, которая, собственно, и строится на глубинном ощущении того, каким должен быть нормальный человек. Каким должен быть человек как таковой. Поступать по-человечески — значит поступать хорошо, правильно, справедливо.

Здесь мы подходим к определяющему вопросу: так может ли человек перестать быть человеком? Ответ таков: нет, не может. Человеческую сущность невозможно утратить. Можно совершать поступки, которые ей не соответствуют, — однако от этого ты не перестаёшь быть человеком. Ведь каждый изначально не идеален, изначально не полностью соответствует тому, каким он должен быть. Несовершенный человек — всё равно человек. Он движется вперёд по пути совершенствования, и со временем начинает всё больше соответствовать сам себе, — то есть нормальной человеческой сущности.

Казалось бы, на этом можно успокоиться. Ведь если самое страшное не может произойти, то и волноваться не о чем. Однако тут всё сложнее. Потому что если подобное не может произойти, это ещё не означает, что люди не будут приписывать его друг другу.

Выше был приведён пример с теми, о ком говорят, что они поступают не по-человечески. А от такого утверждения остаётся лишь один шаг до объявления того, кто поступает не по-человечески, нечеловеком. И это, вроде бы, логично. Он ведёт себя как нечеловек, потому что он и есть не человек. Но в том-то и трагедия, в том-то и ужас, что он ведёт себя так, оставаясь человеком. Потому что для чудовища нормально вести себя как чудовище. Это неудивительно; и хотя оно опасно, в нём нет того внутреннего несоответствия своей сущности, того отталкивающего уродства как искажения естественности, той утраты себя, которая пугает больше всего. А вот когда человек ведёт себя как чудовище, это гораздо страшнее. Это и опасность, и боль, и ужас. Для него и для окружающих.

Как и было сказано, при этом он продолжает оставаться человеком. И относиться к нему нужно как к человеку, с которым происходит нечто ужасное, а не как к монстру, для которого нет места в этом мире.

Но многие используют именно такой подход. Ведь это всё упрощает. Кто-то поступил плохо, или просто сделал нечто, что тебе не понравилось, — и ты спешишь объявить, что он нечеловек, нелюдь. Это развязывает руки. Теперь его можно презирать и ненавидеть, можно не поступать по отношению к нему гуманно, — ибо он не человек, чтобы с ним гуманничать. Чем не чудо? Ты одним словом превращаешь человека в нечеловека, расчеловечиваешь его, дегуманизируешь. Правда, это превращение происходит только для тебя. В действительности ничего не изменилось, и он не перестал быть человеком. Но твой мир изменился, ибо в нём исчез человек и появился нелюдь. Теперь это другой мир. Ты создал его, просто отказав кому-то в человечности. Почти божественное могущество… Только внутри одной головы.

Хотя бывает и так, что такое страшное чудо — превращение человека в нечеловека — переползает из одной головы во многие. И расчеловечивается не один человек, а много. Например, удобно объявить нелюдьми врагов, с которыми воюешь. Тогда их можно убивать без жалости и угрызений совести. Хотя в этом случае оказывается, что их как бы и не в чем упрекнуть. Человеку можно поставить в вину, что он поступает недостойно, совершает преступления, жестокости. Но как в том же самом упрекнуть нечеловека? Он и должен себя вести не по-человечески. То есть объявляя его таковым, ты тем самым выдаёшь ему индульгенцию, узакониваешь его поведение. Теперь что бы чудовищное он ни сделал, это будет нормально. Потому что чего ещё ожидать от монстра? От монстра, которого, фактически, ты же сам и создал. Любой упрёк в его адрес стал бессмыслицей.

Некоторые объявляют нелюдьми или недочеловеками целые народы и расы. Потому что так их можно спокойно порабощать и уничтожать. Ведь нечеловеку нет места в мире, помните? Значит, тех, кто не нравится, мешает, опасен, или по каким-то иным причинам не вписывается в желательную картину мира, нужно расчеловечить. И тогда с ними можно делать что угодно.

И расчеловечивают. И делают. Делают абсолютно чудовищные вещи. Но расчеловечивают-то только в своих головах. На самом деле те люди остаются людьми. А это означает, что те, кто делает с ними чудовищные вещи, сами превращаются в чудовищ. Да, на самом деле они тоже остаются людьми; но тем, кого они терзают, от этого не легче.

Вот так это и происходит. Объявляя кого-то монстром и поступая с ним соответствующим образом, ты становишься монстром сам. Если не по сути, то по делам. История даёт массу примеров того, как нелюдьми объявляли, скажем, некий народ, и затем делали с ним то, что могут делать только чудовища, садисты, безумцы. Поступали с людьми как нелюди. Это тоже чудо, не менее страшное и не менее позорное: объявив кого-то нечеловеком, превратить в монстра самого себя. И быть настолько слепым, чтобы даже не заметить этого…

Нет ничего хуже, чем утратить свою сущность. Для человека нет ничего страшнее, чем перестать быть человеком. И пусть на самом деле это невозможно, — но люди так старательно пытаются расчеловечить друг друга и так неуклонно сами перестают при этом походить на людей, что жестокости, горя, боли и ужаса в мире и без этого оказывается целый океан. Никакие настоящие чудовища не смогли бы сделать того, что делают люди, отказывающиеся считать друг друга людьми. За расчеловечивание платят расчеловечиванием, — и это страшнее, чем любое возмездие, даже самое жестокое. Потому что это не может быть справедливым. Тут и речи нет о наказании. Тут реализация худшего в себе под предлогом борьбы с худшим в других. Такое умножение минуса на минус не даёт плюса. Оно даёт ещё более глубокий минус. Для всех причастных. И даже для непричастных.

Поэтому никогда не надо отказывать другому человеку в человечности, сколь бы плох он ни был. Это одна из самых больших ошибок, которые можно совершить в жизни. Тушение огня бензином по сравнению с этим — вполне умный и безобидный поступок. Пусть изменение мира и наводнение его монстрами, включая превращение в монстра самого себя, — своего рода чудо. Да только пропади они пропадом, такие чудеса…

© Атархат, 2022

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *