— Ты была с Дьяволом?
— А тебе что?
— Я не из любопытства. Мне очень нужно. Хочу с ним встретиться.
— Зачем?
— Мне надо расспросить его о Боге. Он-то уж знает!Диалог из фильма
«Седьмая печать» — шведский художественный фильм 1957 года. Название отсылает к «Апокалипсису» Иоанна Богослова.
Я уважаю творчество Ингмара Бергмана. При этом оно не совсем в моём вкусе. Из его фильмов только один не то что запал мне в душу, а вошёл в неё как гвоздь, с болью и кровью, — «Седьмая печать». При всей её христианской символике и проблематике, эта кинокартина имеет — в чём я глубоко убеждён — общечеловеческое звучание. Она не о религии, а о людях, об их страданиях, страхах и поисках. Всё это было атрибутами человеческой жизни раньше, остаётся сейчас и останется всегда, в той или иной форме, несмотря ни на что. Поэтому исторический антураж, присутствующий в фильме, — всего лишь фон, декорации, в которых разворачивается древняя и всегда актуальная человеческая трагедия.
Рыцарь Антониус Блок (в незабываемом исполнении ушедшего из жизни в этом году Макса фон Зюдова) и оруженосец Йонс возвращаются домой после десятилетнего участия в крестовом походе. А на родине чума. На берегу моря, пока Йонс спит, к рыцарю является Смерть в образе жуткого человека в чёрном. Тот предлагает Смерти сыграть в шахматы. Смерть оказывается не прочь посостязаться, и партия начинается. Условия таковы: пока партия продолжается, рыцарь и его спутник получают отсрочку, — а если он выигрывает, Смерть оставляет их в покое. Теперь они будут встречаться на привалах и продолжать партию.
До своего отбытия в крестовый поход Антониус был счастлив, у него была любимая жена, развлечения, веселье. Но десять лет мытарств изменили его. Он больше не весел, он ни во что не верит, он теперь сомневается в существовании Бога и в том, что жизнь имеет смысл. В его душе пустота. Йонс тоже устал и разуверился во всём, он относится к жизни с печальным цинизмом. Теперь они возвращаются в замок Антониуса, по дороге становясь свидетелями реалий зачумлённой страны, наблюдая процессии бичующихся, приготовления к сожжению ведьмы, жестокость и мародёрство. А также представление маленькой актёрской труппы. Один из актёров, Юф, часто переживает различные видения: ему являются то черти, то Богородица, то ещё что-то. Свои видения он пересказывает жене Мие, которая любит его, но считает выдумщиком. Актёры знакомятся с рыцарем, угощают его земляникой и парным молоком, — и он начинает оттаивать. Труппа направлялась в столицу, — но там чума, и новый знакомый приглашает их к себе в замок. Они продолжают путь вместе. К ним присоединяется девушка, спасённая Йонсом от насильника, глуповатый кузнец, ищущий сбежавшую жену, а затем и она сама. Ещё до этого Антониус пытается исповедоваться, рассказывает священнику о своей шахматной партии и раскрывает комбинацию, благодаря которой рассчитывает победить. Но оказывается, что это Смерть выдаёт себя за священника. Теперь у рыцаря не остаётся шансов, и на каждом новом раунде партии он понимает, что проигрыш всё ближе. Разумеется, кроме него никто не видит Смерть. Но когда они останавливаются на последний привал в ночном лесу и Смерть приходит, чтобы сыграть последний, победный раунд, это благодаря своему дару видит Юф. Он понимает, что вся их компания обречена, берёт жену и маленького сына, и они тайком убегают. Остальные достигают замка, где нет никого, кроме жены Антониуса: челядь ушла, спасаясь от чумы, а она осталась ждать мужа. Когда компания садится за стол, появляется Смерть, которую теперь видят все.
Таков сюжет, в общих чертах. Подобные фильмы трудно пересказывать. «Седьмую печать» часто определяют как арт-хаус, и не без оснований. Так что никакой рассказ не передаст этой атмосферы. Лучше смотреть. Я же просто хочу добавить ещё несколько слов.
В фильме вы увидите целый ряд по-настоящему впечатляющих сцен, — как трагических, так и мрачно-иронических. Кроме тех, о которых уже упоминалось выше, это, например, сцена прихода в деревню процессии бичуюшихся. Сцена разговора Йонса с богомазом в церкви, когда они приходят к саркастическому выводу, что как ни вертись, а задница всё равно сзади. Сцена измывательств над Юфом в трактире. Сцена, когда Антониус спрашивает изувеченную и ожидающую казни ведьму о Дьяволе, которого надеется расспросить о Боге. И, конечно, вошедшая в историю кинематографа заключительная сцена фильма, когда спасшийся вместе с женой и сыном Юф видит идущую на фоне грозового неба цепочку фигур, дёргающихся в похожем на агонию танце: это Смерть уводит свои жертвы.
Но моя любимая сцена — это сцена последнего привала. И даже не сама сцена, а один пронзительный кадр из неё. Рыцарь в задумчивости сидит над шахматной доской; затем, ощутив чьё-то присутствие, он поднимает взгляд и видит, что перед ним стоит Смерть. Сейчас будет доиграна их партия, — и это приговор. Его лицо в этот момент и есть тот самый кадр. Для меня это символ человека вообще, любого из нас, всю свою жизнь находящихся в преддверии смерти и понимающих, что спасения не будет. Мы все словно бы застыли в этом моменте навсегда. Мы все живём вот так, глядя в глаза смерти, — каждый миг как в последний миг. Для меня этот кадр — зеркало, отразившее все человеческие лица как одно лицо.
Ну а потом рыцарь видит, как за спиной Смерти, стараясь не шуметь, убегают Юф и его семья. Тогда он начинает тянуть время, чтобы отвлечь Смерть и дать им уйти. Партию он проигрывает; но когда Смерть спрашивает, дала ли ему что-то его отсрочка, он отвечает утвердительно. И зрителю понятно, что он имеет в виду. Благодаря его отсрочке, благодаря тому, что он не умер ещё на берегу, выжили два любящих друг друга человека и их ребёнок. Так его жизнь уже на излёте обрела смысл. Смысл, в котором он разуверился за десять лет крестового похода, опустошившего его душу. И когда Смерть приходит в замок, Антониус оказывается единственным, кто начинает молиться. Потому что теперь для него снова существует Бог.
Повторю: сила фильма — не в христианской символике. Если бы эта картина была снята в иных декорациях, смысл её был бы тем же. Потому что религии приходят и уходят, а человек остаётся. И его страхи, терзания, искания, злодеяния и подвиги сегодня актуальны так же, как во времена рыцаря Антониуса Блока.
© Атархат, 2020
