Можно ли примирить науку и религию? Вряд ли. Наука рациональна, она ищет объяснения явлениям жизни, доискивается их причин, изучает закономерности и обусловленность происходящего. Религия иррациональна, она предполагает веру в произвольное воздействие сверхъестественных сил и, таким образом, не считает, что все явления жизни можно объяснить и понять их обусловленность. Как совместить два этих несовместимых взгляда на реальность? Никак, — ибо они, как и было сказано, несовместимы. Попытка сделать это приведёт к потере одной из сторон своей сущности: получится либо наука, поглотившая и демифологизировавшая религию, либо наукообразная религия, вкладывающая в научные понятия искажённый смысл.
Но ведь они сосуществуют, — хотя и соперничая. Наш мир даёт пищу для жизни им обеим. В нём есть и то, что создаёт почву для науки, и то, что создаёт почву для религии. Причём всё чаще оказывается, что одни и те же факторы кочуют из одного противостоящего лагеря в другой: то какое-то явление религиозного характера получает рациональное научное объяснение, то наука совершает открытие, объяснить которое кажется невозможным, если не признать вероятности действия высших сил. Это наводит на мысль, что, как бы странно это ни звучало, в действительности разделения между наукой и религией нет. То есть оно является мнимым и питается недопониманием. Наука отказывается признавать то, что она пока ещё не в состоянии изучить и объяснить (а порой и просто обнаружить), а религия отказывается признать, что многие пока ещё непонятные явления могут и должны иметь рациональное объяснение.
Пусть науку и религию невозможно примирить. Но, может быть, имеется третий вариант, объединяющий в себе черты, характерные для обеих сторон, и дающий им единую интерпретацию? Да, такой вариант есть. Это Учение Единого Храма. Не являясь религией, оно признаёт существование явлений, обычно трактуемых как религиозные, и даёт им рационалистическое объяснение, — хотя и с позиций более широкого рационализма, чем рационализм современной науки. Это значит, что оно объясняет такие явления без отсылок к действию сверхъестественных сил, и считает, что со временем наука сумеет исследовать и объяснить их.
Как и всё нестандартное, этот третий вариант требует выработки соответствующего подхода, преодоления определённых стереотипов, да и просто привычки смотреть на вещи под новым углом. В своё время мне самому пришлось столкнуться с проблемой понимания этих реалий и усвоения нового взгляда. Я рассказал об этом в одном из своих пока ещё неопубликованных текстов. Ниже привожу соответствующий отрывок. Он поможет лучше понять, что же имеется в виду под «третьим вариантом».
***
Когда я узнавал всё это от своего Учителя, меня долго не покидало чувство некоторого смущения, порождённое видимым противоречием. С одной стороны — то, во что я никогда не верил: некий Творец, акт сотворения Мироздания и тому подобные вещи. С другой стороны — то, что я признавал и во что верил со школьной скамьи: эволюция, строгие причинно-следственные связи и так далее. Всё это с трудом укладывалось в голове, — потому что лично мне было сложно увязать такие реалии в рамках одной непротиворечивой системы. Дело было в стереотипе, гласившем, что идея Творца, создавшего мир, относится к области сверхъестественного, иррационального, и характерна для религиозного сознания, — а потому по определению не сочетается с рациональным научным подходом и идеей эволюции. Тем более, эволюции, обязательной и для самого Творца. На то, чтобы преодолеть барьер в собственном сознании, мне потребовалось время. Ведь проблема заключалась не в сложности самой информации для понимания, а в том, что кажущееся противоречие мешало, так сказать, утрясти её. Возникало своеобразное отторжение, которое можно приблизительно описать так: если я не верю в сверхъестественное, считая его безусловно невозможным, то как я вообще могу серьёзно относиться к идее Творца, как могу принять эту информацию в умственную и духовную работу? Но когда мне удалось понять, что сотворение мира Творцом вовсе не обязательно должно быть сверхъестественным актом, всё встало на свои места, и дальнейшее стало отлично укладываться в преподанную мне схему.
Вот как оно бывает: привычные стереотипы, въевшиеся в сознание, мешают нам увидеть реальность такой, какова она есть. Дело, конечно, известное; я и не пытаюсь преподнести это как своё открытие. Просто ситуация, когда я столкнулся с данной проблемой не в теории, а на практике, и на практике же её преодолел, очень многому меня научила. Думаю, это был один из ключевых моментов моего пути. Я тогда не просто узнал что-то новое, но сломал важный стереотип восприятия, — без чего невозможно было бы понять Учение.
Почему я акцентирую внимание на этом моменте, — так, что даже отошёл ради него от основной темы? Потому что проблема данного стереотипа, несомненно, актуальна не только для меня. Именно он, как я уже сказал, может более всего мешать понять Учение. Просто потому, что не позволяет даже приступить к серьёзному его изучению. У людей с научным складом ума может вызвать отторжение то обстоятельство, что Учение признаёт существование Творца, создавшего Вселенную; для людей же, склонных ставить сверхъестественное выше рационального, неприемлемо утверждение, что создавший всё Творец не всесилен, что он также подчиняется законам эволюции, и что создание Вселенной было вызвано именно его эволюционной необходимостью. То есть мы видим тут столкновение двух видов мировосприятия: научного и религиозного. Их противостояние, как конфликт рационального и мистического сознания, в разных вариациях является одним из лейтмотивов всей истории человечества. Однако же Учение примиряет их, показывая, что идея эволюции вполне сочетается с идеей существования Творца. Более того: эти идеи дополняют и объясняют, обосновывают друг друга. И, конечно же, эта интеграция не ограничивается только двумя упомянутыми идеями. Учение содержит множество подобных моментов и аспектов. Оно всё в целом может быть правильно воспринято только так, — через понимание того, что кажущиеся сверхъестественными вещи и явления могут быть объяснены с рациональной точки зрения, и что эта последняя, в свою очередь, не должна заставлять заранее отвергать то, что из-за укоренившихся стереотипов воспринимается как проявления сверхъестественных сил.
Изучая Учение, периодически ловишь себя на мысли, что в том или ином своём аспекте оно напоминает религию, — так как описывает вещи, которых наука не признаёт, но которые зато имеют несомненное сходство с религиозными доктринами. На самом деле это сходство того же порядка, как, скажем, религиозный взгляд на молнию. Религии считали её явлением сверхъестественным, атрибутом гневающегося Бога или богов, предназначенным для устрашения непокорных и наказания неугодных. Однако такое восприятие молнии не лишает её вещественности, не превращает её в плод фантазии, в порождение мистицизированного воображения. Она действительно существует, она реальна. И пришёл день, когда наука дала этому природному явлению рациональное объяснение. Мы видим, что само явление есть, но ничего сверхъестественного в нём нет. Так и Учение рассказывает о многом таком, что на первый взгляд выходит за рамки рационального: о Творце и сотворении Вселенной, о мире энергии и мире Духа, о богах-элементалах, о жизни после смерти и перерождениях, и так далее. Однако оно само же подчёркивает, что всё это относится к сфере естественного, рационального, — а значит, доступного для научного познания. Поэтому человеку, изучающему Учение, нужно уметь подходить к материалу именно с таких позиций, — то есть понимать, что вещи, казалось бы, религиозного характера, о которых оно рассказывает, в действительности таковыми не являются, и при этом реально существуют. Выработать в себе такое восприятие может оказаться не так уж просто, и может получиться далеко не сразу, — но это необходимо. Иначе неизбежен перекос в ту или другую сторону: либо отрицание возможности существования подобных вещей, либо истолкование их в мистическом ключе. То и другое разрушает целостность восприятия Учения и фатально искажает его смысл.
Да: Учение говорит о многом таком, что науке ещё не известно. Но это — обычное дело, когда наука не знает о существовании чего-то, или же знает, но не может объяснить. Придёт время, и она узнает и объяснит. Учение же может очень значительно помочь ей в этом, указывая ориентиры, подсказывая причинно-следственные связи, давая логические объяснения непонятным явлениям. Оно не противопоставляет себя науке. Напротив: методы познания, существующие в Учении, и научный метод, — это два проявления одного и того же. Они дополняют друг друга, а зачастую и вовсе сливаются. В будущем, когда Учение станет мировоззрением всего человечества, граница между ним (Учением) и сугубо научным подходом к познанию мира сотрётся совершенно, и они зримо сольются в одно целое. В сущности, они являются одним целым и сейчас, — но для науки это менее очевидно, чем для Учения, и признания этого факта с её стороны придётся подождать.
***
В качестве заключительного резюме добавлю следующее. Принято говорить о принципиальном противостоянии науки и религии. В случае же науки и Учения можно говорить о принципиальном непротивостоянии. Учение не только не отвергает научного подхода к познанию мира, но и утверждает, что научное объяснение в своё время будет дано даже тому, чего в настоящее время не признаёт сама же наука и для чего она пока что не предполагает научного обоснования. Можно сказать, что Учение верит в науку больше, чем она сама в себя верит. И в этих словах нет иронии. В них убеждённость в будущем слиянии науки и Учения, и готовность с нашей стороны сделать для этого всё возможное.
© Атархат, 2016
