Последняя правда

poslednyaya-pravda

Инфернальное искусство, помимо прочих несообразностей, гораздо больше говорит о плохом, чем о хорошем и добром. Патологические, извращённые характеры заполнили страницы бестселлеров, мода на дробный, детальный психологизм привела к нездоровому акценту на теневых сторонах личности. В лабиринтах кричащего фрейдовского натурализма и фасетчатой надэмоциональной абстрактности все светлые черты — цельные по своей природе — чудовищно опошлились, низведённые до примитивности инстинкта моллюска.

Средний человек, атакованный со всех сторон деструктивными изображениями, преподносимыми в качестве «последней правды», оказался морально подавлен, деморализован в буквальном смысле этого слова или превратился в циника. Более того, он склонен верить именно плохому, в чём убеждает его повседневный опыт. Зло в условиях стихийного общества всегда рельефнее и убедительнее. Но, механически отражая действительность, такое искусство создаёт порочный круг, замыкая текущий момент и усугубляя его беспрестанным воспроизводством отжившего.

О. Ерёмина, Н. Смирнов. «Иван Ефремов»

Приведённое выше наблюдение справедливо не только по отношению к искусству. Хотя именно искусство является тем зеркалом, которое наиболее полно отражает социальную действительность. Отражает — и даёт ответный импульс, оказывая влияние на её формирование. Искусство принимает мрачные и болезненные формы, потому что их ему сообщает действительность, которая становится ещё мрачнее и болезненнее, принимая качества, сообщаемые ему искусством, во многом формирующим психологию человека. Но человек сам создаёт искусство и ту действительность, в которой живёт общество. Они таковы, какими он их делает. И если он принимает в себя психологический яд, то это тот яд, которым он сам же их и пропитал.

Было ли такое время, когда человек был идеален? Был ли «золотой век»? Нет. Его не было. Человечество с самого момента своего зарождения и по сей день живёт в суровом и богатом на мрачные краски «железном веке». Потому что оно само создаёт свою действительность. Век таков, каким его делают люди. Человек же — существо противоречивое; в нём много и хорошего, и дурного. Поэтому его вечный «железный век» знает спады и подъёмы. Периоды относительного смягчения суровости и мрачности перемежаются периодами, когда суровость доходит до степени жестокости, а мрачность превращается в беспросветность. Почему так происходит, в силу каких причин наступают спады и подъёмы, — этого я сейчас рассматривать не буду. Разговор о другом.

Наше время, как и сам человек, очень противоречиво. С одной стороны, это эпоха свободы, когда рамки, ограничивающие человеческое восприятие и действие, становятся всё более широкими и зыбкими, и эпоха удобств, проходящая под лозунгом «Всё для человека». С другой стороны, через рамки, становящиеся всё более условными, в общество льётся всё больше всякой дряни, — ведь гораздо больше тех, кто, пользуясь ослаблением рамок, даёт волю порокам и низменным страстям, чем тех, кто даёт волю прекрасным порывам души и творческому созиданию. В таких условиях отсутствие рамок для восприятия и действия автоматически перерастает в отсутствие моральных и этических ограничений, в убеждение, что совесть — это бесполезный атавизм, вроде аппендикса, и что её можно и нужно ампутировать сразу же, как она начинает беспокоить. Удобство же и комфорт становятся самоцелью, и это воспитывает в людях эгоизм. Если тебе ежедневно внушают «Всё — для тебя!», то постепенно ты начинаешь в это верить, и превращаешься для себя самого в пуп земли. Становишься похож на третью экспериментальную модель профессора Выбегаллы.

Я говорил ему тысячу раз: «Вы программируете стандартного суперэгоцентриста. Он загребёт все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернёт пространство, закуклится и остановит время».

А. и Б. Стругацкие. «Понедельник начинается в субботу»

Так уж получается, что плюсы нашего времени превращаются в минусы нашего времени. Почему? Вероятно, потому, что достижения цивилизации — не только технические, но и прочие — опережают психологический и моральный рост человечества. Если среднестатистическому подростку разрешить писать что угодно где угодно, он скорее напишет на стене бранное слово или «Здесь был Вася», чем хорошие стихи собственного сочинения. И он будет не так уж виноват в этом. Просто его так воспитали; а для того, чтобы браниться, не нужно таланта, — в отличие от поэзии. А если ему предоставить химические вещества, оборудование и полную свободу действий, то он, с большей вероятностью, попытается произвести наркотик, чем лекарство. Человечество напоминает такого подростка, — психологически и морально незрелого, но получающего всё более обширные возможности и свободу действий.

Люди и сами это понимают. Они не слепы и не глупы, и они сами видят грязь, которую порождают. Но этот плюс, опять же, тяготеет к переходу в минус. Потому что, в массе своей, они подходят к этому инфантильно. Ведь гораздо легче считать человека низким и грязным существом, для которого эгоизм и мерзость — норма существования, чем придти к убеждению, что это для него ненормально, что он на самом деле может и должен жить иначе. Ещё бы: ведь тогда придётся что-то делать, что-то менять. И начать придётся с себя. А это ох как трудно! И расставаться с комфортом и всё более расширяющей свои пределы свободой (читай — «с разнузданностью») ох как не хочется! Да и опасно: другие — те, кто предпочёл не становиться сознательным — могут задавить. Гораздо спокойнее и удобнее (вот и ещё одна сторона стремления к комфорту) считать себя грязью и жить в грязи. Человек целенаправленно и старательно убеждает себя в худшем, — но не столько потому, что оно приятно, сколько потому, что это приятное отвратительно ему самому. Лучшее в нём, его совесть и человечность, не молчит, и душа болит. Так, опять же, подросток делает что-то приятное, но гадкое, и потом сам мучается и корит себя. Значит, что надо сделать? Правильно: убедить себя, что так и должно быть. А потом расслабиться и получать удовольствие.

Примерно так и происходит в современном обществе. Некоторые искренне считают эгоизм и разнузданность благом и усердно насаждают их. Но это — явно нездоровые люди, лица с покалеченной психикой. Другие — их гораздо больше — принимают правила игры. Причины могут быть разными: неумение или нежелание сопротивляться собственным порокам, страх утратить часть столь желанной свободы, боязнь подвергнуться осуждению за отсутствие толерантности (так теперь называется терпимость к пороку и его поощрение) и за фанатизм (так теперь называется верность убеждениям и принципам), соображения выгоды и т.д. Однако совесть не молчит, она протестует. И возникает странная ситуация: все понимают, сколько в обществе грязи и ругают такое общество и таких людей, но при этом сами добровольно лезут в эту грязь и добавляют её ещё и ещё. Формируется соответствующее отношение к окружающей реальности, — восприятие её через нигилизм и цинизм, неверие в добро. Чем, в свою очередь, отрицательные явления только усугубляются, и ситуация ещё ухудшается. И так далее. Накручиваются всё новые витки траектории падения. Таков один из парадоксов человека: он способен падать всё ниже не потому, что в самом деле считает это нормой, а как раз наоборот, — потому, что всё лучшее в нём громко протестует против этого. И единственный способ страдать от этого меньше — принять грязь, объявив её нормой. Создать себе последнюю правду, гласящую, что человек плох, что ничего с этим не поделаешь, и что самым разумным будет присоединиться к оргии.

poslednyaya-pravda2

Так неужели это и в самом деле так? Неужели последняя правда такова?

Нет, нет, и ещё раз нет! Эта ущербная и беспомощная «последняя правда» — всего лишь укол транквилизатора, призванный нейтрализовать беспокойство и душевную боль. Это способ обмануть себя, чтобы спокойно смириться со своими пороками и своей слабостью перед ними, превращённой в стиль жизни. Но действует эта инъекция плохо. Боль не уходит. Она только становится сильнее. И требуется уже более сильная инъекция. И снова. И снова.

Потому что человек — это человек. Он не грязь. Он в состоянии преодолеть худшее в себе. Это-то многих и пугает. Пугают трудности и опасности, неизбежно сопутствующие борьбе с грязью в себе и в мире. Люди, предпочитающие быть слабыми, заранее капитулируют. Порой это достигает размаха эпидемии, — как сейчас. Подобное уже бывало. Возможно, не с таким размахом, — но и условий для столь быстрого и глобального распространения эпидемии ещё никогда не было. И, согласно известному закону, маятник, чрезмерно отклонённый в одну сторону, неизбежно качнётся в другую. Век по-прежнему останется железным, — но спад сменится подъёмом. Человеку надоест быть слабым, валяться в грязи и презирать себя за это. Потому что благое начало в нём сильнее.

Записным нигилистам и циникам мои слова покажутся смешными. Сейчас вообще принято высмеивать тех, кто ещё верит в добро. Именно вера в него теперь считается признаком инфантильности, внутренней слабости и наивного идеализма, — тогда как отказ от борьбы со своими пороками и бегство от моральной самодисциплины считается признаком мужественности, силы и здравомыслия. Что ж: если кому-то нравится вот так себя обманывать, мне остаётся только пожалеть его. А я знаю, что добро сильнее. И даже тот, кого я только что пожалел, даже он знает, и наверняка отдаёт себе в этом отчёт, — пусть и в минуты того, что он назвал бы слабостью, — но стыдится или боится признаться. А зря. Ведь и нормальный здравый смысл подсказывает, что положительное в людях сильнее отрицательного. Если бы было наоборот, человечество оказалось бы нежизнеспособно как вид. Будь в большей части людей действительно сильнее негативные, разрушительные тенденции, люди банально вырезали бы друг друга ещё на ранних стадиях развития общества. Известно, что система, тяготеющая к саморазрушению, не выживает и не развивается. Ну а человечество уже много тысяч лет выживает и идёт вперёд. Через грязь, через кровь, через боль, через страх, — идёт. И маятник «железного века», периодически отклоняющийся в отрицательную сторону, всегда совершает обратное движение. Потому что люди есть люди, и добро в них так или иначе одерживает верх над злом, — пусть и не без потерь. Как в детской сказке, которая хоть по сюжету и ложь, но содержит в себе намёк на естественный порядок вещей. Дети — люди с самым чистым восприятием. Верить в добро так, как верят они, — признак не инфантильности, а глубокого и верного ощущения основы жизни. Человечество живёт, наш мир живёт, Вселенная живёт, — значит, добро и созидание сильнее зла и разрушения. Такова настоящая последняя правда. И никто не убедит меня, что это не так.

poslednyaya-pravda3

© Атархат, 2016

4 thoughts on “Последняя правда

  1. «Пугают трудности и опасности, неизбежно сопутствующие борьбе с грязью в себе и в мире.» Чем больше человек познаёт Истину, тем меньше остаётся страха. Сужу по себе.

    1. Это Уэйн Барлоу. Нужен был образчик инфернального искусства какого-нибудь реального художника — и я взял одну из его работ.

  2. Полистал я его картинки. И откуда к человеку приходит такое?! Если такими картинами завесить стены комнаты, нормальный человек, через некоторое время, спятит.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *