Снова обратимся к митэвме «Отцы», книга «Дорон». Властитель Семи Земель и Учитель Илан на протяжении нескольких дней ведут беседы, в которых Илан наставляет своего слушателя в том, что касается сущности человека, смысла жизни и других важнейших вещей. Сама митэвма начинается с того, что Илана захватывают в плен и отправляют ко двору Властителя, который поначалу относится к нему высокомерно и жестоко, и даже приказывает подвергнуть его пыткам. Но затем, впечатлённый стойкостью пленника, его мудростью и убеждённостью в правильности избранного им пути, изменяет своё отношение. Теперь он уважает Илана и просит поделиться знаниями. В своих беседах, среди прочего, они коснулись и темы власти. Властитель сам задал вопрос о ней:
«Властитель пришёл к Илану через четыре дня. Он пришёл и сказал: «В эти дни размышления над твоими словами были моей пищей. То, что ты сказал, — как печать на моём сердце. И я пришёл для того, чтобы спросить тебя о сущности власти. Скажи: что она такое и в чём её суть?». Илан ответил: «Власть есть добыча, уловляющая охотника. Однако же не всякая власть такова. Слушай, что я скажу тебе. Есть три власти: первая — власть ради власти, вторая — власть ради властвующего, третья — власть ради мира. Первая из них такова, что люди для неё — пища, которую она пожирает. Она подобна болезни, поражающей ум, сердце и совесть. Кто страдает этим тяжким недугом, тот жаждет только власти, и больше ничего. И он будет терзать других и будет страдать сам, — всё ради власти. Он будет истекать кровью и будет мучиться, и будет видеть, что от неё одно лишь зло, — но всё равно не откажется от неё. Он — её невольник; и как бы эта неволя ни была мучительна, — для него она сладка. Он мнит, что неволя эта — его жизнь, тогда как на деле она — его смерть. В такой власти нет смысла, но лишь безумие. Вторая из них подобна полю, на котором произрастают злаки наслаждения. Человек добывает её ради того, чтобы она ему служила, как невольница. Она доставляет ему удовлетворение всяческих его прихотей и похотей, и тем для него мила. Наслаждение его не в том, чтобы властвовать, а в том, чтобы иметь всё, чего хочется. Если всё это он сможет получить без жестокости, то он будет добрым властителем; если же нет, то он будет жесток. Если бы он мог получить всё это иначе, чем через власть, то он власти и не хотел бы. В такой власти нет иного смысла, кроме скотского, — ибо такой человек подобен либо голодному скоту, либо сытому. Третья из них подобна полю, на котором произрастают злаки, питающие жизнь. Ищет её тот, кто хочет вершить добро. Такой не вершит зла ради обретения власти и не вершит его властвуя. Власть эта — тяжёлое бремя, и она доставляет властвующему великие страдания; и он подвергает себя им ради блага людей и мира. Лишь в вершении сказанного блага его наслаждение, а не в самой власти. Власть для него — неволя, коей он предался ради блага других. Его власть — благо для державы. Если же она не может уже быть во благо, то он оставит её, сожалея не о ней, но о благе. Такой принимает власть так, словно идёт в сражение, в котором готов и погибнуть ради правого дела. Таковы три рода власти. Но скажу и ещё. Есть две власти: первая — власть над собой, вторая — власть над другими. Первая из них бывает либо по необходимости, либо по желанию. Необходимость провозглашается умом: человек и не желает, — но принуждён необходимостью. Такая власть столь мучительна, что иной её бремени предпочтёт гибель. Желание провозглашается сердцем, — и желание это придаёт великие силы. Не бывает так, чтобы такой не смог обрести этой власти или предпочёл бы ей гибель. Всякая власть над собой есть великий труд: это труд тела, ума и сердца; и это труд благой. Кто не властен над собой, тот ни на что не годится, кроме как на поживу стервятникам. Человеку подобает властвовать над собой; кто этого не умеет, тот пал ниже скотского состояния. Если человек не властен над собой, то что он тогда может, и кто он тогда, и зачем живёт? Без этого не суметь вершить благо; а если так, то и не суметь исполнить предназначения человека. Вторая из них бывает потому, о чём я уже сказал тебе; и она бывает такою, как я тебе сказал. Великая беда, когда власть над другими обретает тот, кто не властен над собой. Я сказал тебе, какою бывает власть. Смысл же её и предназначение — в том, чтобы вершить благо для мира. Кто имеет власть, но не поступает так, тот подлинной власти не знает и не имеет. Власть, вершащая зло, есть власть ложная: она настолько же подобна подлинной власти, насколько бодливый козёл подобен исполненному благородной мощи льву. Только тот властитель есть подлинный властитель, который употребляет свою власть на благо мира. А всякое, даже малейшее благо, есть благо всего мира, — если оно подлинное благо. Вот один властвует над великой державой, — но властвует не ради блага; а другой нищ, — но сделал добро, хотя и малое, рукой или словом. И этот второй есть подлинный властитель; он могущественнее первого в тысячи тысяч раз. Первый же — пустой сосуд, плод, выеденный червями, ничтожная мошка, обман во плоти. Вот то, что хотел ты знать» (Отцы VIII, 1-58).
Это было прямолинейно до дерзости, — если учесть, к кому были обращены его слова. Услышав их, присутствовавший при разговоре писец перепугался до полусмерти. Но общение с Учителем уже затронуло душу Властителя. Он не был мирным правителем. Он был завоевателем: митэвма начинается именно с того, что его войско вторглось в область Спиртем, где жил Илан со своими учениками, и заняло её. Судя по всему, Властитель был жесток и правил железной рукой. Однако он не был и патологическим зверем, и при иных обстоятельствах сам мог бы быть иным. Как он разглядел в Илане сильного и мудрого человека, так и Учитель разглядел в нём человека умного и достаточно здравомыслящего, к тому же не без совести, и решил остаться на некоторое время, чтобы беседовать со своим бывшим мучителем, — хотя тот уже согласился отпустить его. И он не ошибся. По тексту видно, как от беседы к беседе Властитель меняется, впуская в свою душу то, что говорил Илан. Поэтому он не разгневался на такую откровенность, а принял слова Илана со вниманием и почтением. Обдумав их, он продолжил тему в следующую встречу, уже желая как-то применить узнанное на практике и прося в том совета:
«Придя к Илану, Властитель сказал: «Скажи о том, что следует делать мне». Илан сказал так: «Прежде прочего пойми, кто ты и каков ты. Человек ли ты или нет, властитель ли ты или нет. После пойми, для чего тебе быть человеком и для чего тебе быть властителем. Жить напрасно — хуже, чем не жить вовсе. Если ты найдёшь, что живёшь правильно и вершишь надлежащее, то я тебе не нужен. Если же найдёшь, что жизнь твоя и дела твои неверны, то отыщи в себе желание жить иначе. Если тебе угодно слушать меня, то позаботься о том, чтобы мои слова не пропали даром. Итак, вот что тебе надлежит сделать прежде всего: понять, желательно ли тебе быть иным». Властитель спросил: «Верно ли я понял, что мне надлежит отказаться от власти?». Илан ответил: «Разве во власти твоя сущность? Глупец не станет умнее, если сменит жилище. Ты не станешь лучше, если оставишь власть, — но власть твоя станет лучше, если станешь лучше ты. Она — твои одежды; тебе незачем снимать одежды, чтобы стать лучше. Если ты станешь иным, то это будет то же самое, как если бы новый человек обрёл власть, приняв её от прежнего властителя. Доброму человеку не зазорно принять власть; а примет ли власть его? Добиваясь её через зло или удерживая её через зло, он более не будет добрым человеком: так власть пожрёт его. Если же он, не желая вершить зло, допустит утрату власти, то это надлежит понимать так, что власть не приняла его, извергла его из себя. Итак, если ты станешь иным, то власть либо пожрёт тебя, либо извергнет; либо же ты и её сделаешь иною». Властитель спросил: «Как же сделать власть иною?». Илан спросил в ответ: «Слышишь ли ты меня? Ведь я сказал, что тебе нужно понять, следует ли тебе стать иным, а не то, как сделать иною власть. Можно ли дать имя ещё не зачатому ребёнку? Впрочем, скажу тебе о сути дела. Всякий властитель есть тот, над кем властвует его сан. Земледелец властвует над полем, — но на деле это оно властвует над ним. Он возделывает его так, как нужно полю, и собирает урожай тогда, когда угодно полю, и не может без него жить. Так и властитель повинуется своему сану. Он властвует над землями и людьми; и власть его такова, чтобы властвовать над ними такими, каковы они есть. Возможно ли властвовать над дурными людьми через то же, через что возможно властвовать над людьми добрыми? Над добрыми людьми не должно властвовать жестоко; а дурные люди не склонятся перед мягкой властью. Поэтому власть такова, каковы люди. И если ты желаешь быть иным, то и власть твоя должна быть иною; а для этого нужно быть иными и людям, над которыми ты властвуешь. Властитель един со своею властью и с тем, над чем он властвует. Поэтому если он желает стать лучше, то он должен порадеть о том, чтобы стал лучше и его народ. Если же нет, то тогда он вынужден будет пресекать зло в народе через другое зло: так власть пожрёт его. Если же он не пресечёт зла в народе, то оно распространится и станет сильнее властителя, и лишит его сана или убьёт: так власть извергнет его. Вот в чём суть: властитель, желающий стать лучше, должен сделать лучше и свой народ. А кто не желает блага народу, тот отнимает его у народа; такой преступен, и едва ли он станет лучше. Добрая власть хороша и для доброго правителя, и для доброго народа. Если хочешь стать лучше, то радей об исправлении народа столь же усердно, сколь усердно радеешь об исправлении себя. Если же на это тебе недостаёт мудрости и терпения, то тогда сложи с себя сан властителя. Подумай же о том, желательно ли тебе стать иным» (Отцы IX, 1-43).
Можно ли считать всё вышесказанное концепцией власти по Учению? Если говорить о самых основах, не углубляясь в частности, то да, безусловно. Это изложение нескольких общих принципов, позволяющих посмотреть под критическим углом на власть, которой взыскует человек, и на самого человека во власти. Власть может быть инструментом, помогающим сделать мир лучше, но может быть и чудовищем, пожирающим того, кто тешит себя иллюзией, что он приручил это чудовище, — а порой и того, кто пытается его обуздать. А в конце концов всё упирается в людей, в общество. Если общество испорчено, его не исправишь одной лишь справедливой властью и хорошими законами. Оно обернёт власть против её носителя и уничтожит его. Справедливую власть трудно привить на испорченное общество, как трудно вырастить даже самое лучшее плодовое дерево на отравленной почве: оно либо будет отторгнуто, либо вырастет больным и кривым, а плоды его начнут загнивать ещё на ветвях. И это означает, что общество нужно соответствующим образом воспитывать, чтобы оно поняло и приняло справедливую и благожелательную власть, увидев в ней не пустые потуги или ущемление его худших, но привычных стремлений, а способ сделать лучше жизнь людей и мира. Власть неразрывно связана со своим носителем; но ещё прочнее она связана с теми, над кем он властвует. Не только она управляет ими, но и они управляют ею, формуют её, придают ей определённый облик, предоставляют русло для её течения.
Властитель хорошо понял это. Как понял и то, что уже не сможет полностью исправить всё, что сделал со своей страной и своими подданными. Он породил власть-чудовище и научил общество не только уживаться с ней, но и поддерживать её, придавать ей силы, питать её агрессию и жестокость. Теперь ему остаётся одно из двух: либо бежать от своего порождения, уйдя с Учителем, — теперь он уже безоговорочно признаёт Илана своим Учителем и соответствующе почитает его, — либо выступить против того, что сам же создал, и неизбежно пасть в этой схватке.
В последнем эноне рассказывается о том, какой выбор он сделал:
«Потом он сказал: «Хочу пойти с тобою, — но не могу. Вот держава, которую я создал; и я вижу, что много в ней дурного. В том моя вина; и разве могу я уйти? Может быть, я смогу исправить нечто из содеянного; если же не попытаюсь сделать этого, то останусь в скверне, даже будучи в благе. Иди же, Учитель; а слова твои пребудут со мною. Со мною и верный путь. Для меня он пролегает здесь; я останусь, — но останусь на верном пути. Однако же если ты велишь мне идти за тобой, то я пойду. Но прошу тебя, Учитель: если возможно, то не вели мне этого, — ибо сердце моё призывает меня остаться». Илан молчал, а потом сказал ему: «Сердце твоё не лжёт. Но знаешь ли ты, что остаёшься на смерть? Власть убьёт тебя; вспомни, что я говорил о том, как убивает власть. Другого она, быть может, и не убила бы, — а тебя убьёт, ибо твой путь ей неугоден». Властитель ответил: «Помню твои слова, и знаю, что остаюсь на смерть. Но не это ли мой путь?». И Учитель Илан сказал: «Пусть будет так» (Отцы XX, 3-18).
Властитель остаётся, чтобы погибнуть достойно, попытавшись исправить содеянное, насколько сможет и успеет. Однако перед расставанием с Учителем он передаёт ему на воспитание своего младшего сына, которому не исполнилось ещё и трёх лет. Он хочет подарить сыну возможность, в которой отказывает себе. Илан берёт ребёнка и отправляется в путь. Властитель даёт им воинский эскорт и сам сопровождает их до границ своих владений. Попрощавшись с Учителем и сыном, он возвращается обратно, чтобы вступить в своё последнее сражение, которое будет неизбежно проиграно. Но проиграно лишь его саном и его телом. Волей же и душою оно будет выиграно. А после смерти, в ином мире, у него будет шанс снова встретиться с Учителем и, вероятно, с сыном, и идти с ними рядом по верному пути.
«Отцы» — замечательный текст, устами Учителя Илана раскрывающий нам, как и Властителю, многие важные истины. Не сомневаюсь, что мы ещё обратимся к нему в этой рубрике, и не однажды.
© Атархат, 2017
