Аскетизм является важным элементом многих духовных традиций. Важным — потому что с точки зрения приверженцев этих традиций он служит показателем степени духовного продвижения. Он может иметь разные формы, — но в конечном итоге, так или иначе, сводится к этому.
Обычно аскетизмом называют способность отказаться от мирских благ. То есть от того, что мешает полностью погрузиться в духовную сферу жизни. При этом определение «мирские блага» оказывается весьма растяжимым. Для кого-то это отказ от излишеств, зачастую переходящих в пороки, — например, от роскоши, обжорства, блуда и т.п. Такое самоограничение, впрочем, вряд ли можно назвать аскетизмом; но для людей, привыкших принимать излишества за норму, это выглядит именно так. Для тех, кто воспринимает понятие нормы более адекватно, аскетизм сводится к отказу от части — иногда значительной — необходимого и сведению своих потребностей в одежде, еде, удобствах и т.д. к минимуму. Это тоже нельзя однозначно определить как аскетизм. Скорее уж это скромность. Порой чрезмерная, — но всё же. Тем более, что границы необходимого, на самом деле, достаточно неопределённы. Что одному необходимо или очень желательно, без того другой легко может обойтись. Таким образом, что для одного — самоограничение, требующее целеустремлённого волевого делания, то для другого — норма, и он даже не ощущает, что чего-то лишён. И только более жёсткие формы самоограничения, когда человек добровольно подвергает себя тяжёлым лишениям и отказывается даже от того, что нормально и необходимо, обычно рассматривается как явный и не вызывающий сомнений аскетизм.
Именно эта его форма, как принято считать, служит наглядным показателем уровня духовности человека. Основан такой подход на противопоставлении духовного и мирского. Углубление в духовность, в традиционно-религиозном её понимании, и впрямь не слишком сочетается с интересами телесно-материальными, — даже если под ними не подразумевать ничего, кроме тривиального быта. Во-первых, эти интересы оттягивают на себя время, внимание и силы, переключают на себя чувство ответственности. Во-вторых, их обеспечение зачастую требует принятия не самых этичных решений и совершения не самых моральных поступков, в диапазоне от мелкого эгоизма до большой жестокости, вырабатывает жадность, зависть, агрессивность. В-третьих, привычка к материальным благам расслабляет человека, делает неспособным преодолевать проблемы и лишения, — а именно проблемами и лишениями обычно сопровождается духовное делание. Проще говоря, сосредоточенность на материальной стороне жизни — к которой в таком контексте относят также общественные отношения и семью — отвлекает человека от духовных задач, уводит в сторону от морали, делает его слабым и служит благодатной почвой для взрастания в нём пороков. Одним словом, делает его хуже. Всё это вполне очевидно, — и потому в тех религиях, где духовная сторона жизни резко противопоставляется материальной, аскетизм стал средством, позволяющим отстраниться от материального и сосредоточиться на духовном.
Кроме этого, он служит также и своего рода тренингом, развивающим многие положительные качества: ту же скромность, непритязательность, умение переносить лишения, терпение, силу воли, выдержку, умение сохранять спокойствие и т.д. Это действительно ценные качества, которые необходимы всегда, безотносительно к той или иной религиозной традиции.
Но верно также и то, что аскетизм, достигающий своих крайних форм, легко переходит в самоистязания. В то, что метко названо умерщвлением плоти. Это может выливаться в самые настоящие издевательства над собой, в ряде случаев доходящие до откровенного садизма. Навскидку перечислю только некоторые их разновидности. Себя морят голодом, порой доводя до состояния живого скелета, от слабости неспособного подняться на ноги. Себя бичуют и избивают, порой совмещая это с кромсанием кожи и мяса. Себя отягощают грузами, затрудняющими движения и деформирующими тело. Свою плоть прижигают, протыкают, её пережимают верёвками, цепями, проволокой, врезающимися в неё и порой приводящими к отмиранию тканей. Себя лишают органов, — от глаз до гениталий, — якобы мешающих полному погружению в духовное делание. Это далеко не полный перечень «находок» в данной области. Поистине, увлечённый человек не знает удержу и меры ни в чём. Даже в измывательствах над самим собой.
Различные формы аскетизма — от простого ухода от жизни в обществе до чудовищного самоистязания — подразумевают одни и те же цели: отстранение от материального и сосредоточение на духовном, выработку особых качеств (зачастую сочетаемую с наказанием себя за грехи, действительные или мнимые), снискание благоволения высших сил и старание оказаться достойным посмертных благ. Это если обобщить и кратко подытожить всё вышесказанное, не вдаваясь в нюансы каких-то частных случаев.
УЕХ придерживается иной точки зрения на всё это. И дело здесь даже не в том, что оно не является религией, — ведь в нём духовной стороне жизни как раз придаётся огромное значение. Дело здесь в том, что стремление к духовности не должно перерождаться в нечто уродливое и жуткое, а духовную сторону жизни на самом деле возможно совместить с материальной.
В действительности одно не должно мешать другому. Но почему же всегда мешает? Почему их так трудно совместить? Как правило, потому, что такая возможность и не подразумевается. Духовное и материальное обычно рассматриваются как явления принципиально разного порядка, как два разных мира, едва ли способных сосуществовать. Если представить человеческую жизнь в виде паззла, который нужно собрать, то окажется, что там смешаны фрагменты не одного паззла, а двух. Из каждого собирается отдельная картина, — но одну, единую картину из них собрать невозможно. Однако так ли это на самом деле? Так, — в том случае, если фрагменты изначально берутся из двух разных картин. И не так, если изначально это картина одна, но включающая в себя всё. Какой паззл изготовишь, такой и соберёшь. А кто задаёт картину, имеющую стать паззлом? Вот здесь и кроется подвох. Если картина отвечает реальности, тогда она сложится правильно. Автором же такой картины может быть только Природа. Когда человек присваивает себе право создавать реальность, и создавать, ориентируясь исключительно на свой частный вкус и каприз, тогда картина будет неточной, основанной на заблуждениях, и паззл не сложится, или вовсе распадётся на несколько несовместимых картин.
Человек устроен так, что в его натуре есть место и для материального, и для духовного. На самом деле они не противостоят, а органично дополняют друг друга. Для того, чтобы так и выходило, нужно видеть их общую основу. Эта общая основа — предназначение человека, его место в Природе. Она включает в себя и духовный аспект, и материальный. Первый, кроме всего прочего, является проводником принципов, на которых должен строиться второй. Строиться сознательно, целеустремлённо и старательно. Тогда материальная сторона жизни будет не помехой для духовной стороны, а подспорьем. Вместо разрушительного конфликта мы увидим творческий и жизнеутверждающий симбиоз. Если, конечно, можно назвать симбиозом взаимно необходимое сосуществование двух сторон одной монеты.
Если правильно понята и правильно организована духовная сторона жизни, тогда правильно организуется и материальная сторона. Она не будет восприниматься как нечто враждебное, как помеха, и от неё не придётся бежать. Да и если подумать — от чего совершается побег? От чего отказываются аскеты? Нормально ли от этого отказываться? Людям дана способность любить, дано великое счастье и, в то же время, великая ответственность продолжать человеческий род в детях, — так духовно ли отказываться от семьи? Нам дана способность сострадать, помогать другим людям, творить, изменять мир к лучшему, — так духовно ли бежать из общества и отгораживаться от мира? Нам даны органы чувств, интеллект и эмоции, — так духовно ли подавлять их, ослеплять и выбрасывать, как ненужный хлам? Нам дано красивое, ловкое и сильное тело, — так духовно ли попусту изнурять, мучить и калечить его? Неужели всё это по здравом размышлении может и впрямь показаться духовным и правильным? Вряд ли. Что-то тут явно не так. И не столь уж сложно догадаться, что именно. Беда в том, что многие просто не понимают, как правильно использовать все те замечательные дары, способности и возможности, о которых я говорил выше. В их картину мира вкрались фатальные ошибки, — и то, что хорошо, полезно и необходимо, воспринимается как нечто вредоносное, мешающее правильно жить и требующее того, чтобы от него избавились.
Согласно Учению, аскетизм как духовная практика себя не оправдывает. Более того: чаще всего он оказывается помехой на духовном пути, потому что не помогает идти по нему, а мешает, заставляя утрачивать чувство меры и впадать в крайности. В крайности столь же вредные, как и крайности чрезмерного погружения в материальное. Материальное не должно вырождаться в эгоизм, алчность и сластолюбие, духовное не должно вырождаться в пренебрежение великими дарами Природы. Что же угождения неким высшим силам, то это также ошибка. На самом деле человеческие самоистязания никому не нужны. Разве что другим людям.
Порой приходится себя ограничивать в чём-то необходимом. В одних случаях просто потому, что нельзя получить необходимое, или нельзя получить его честным путём; в других случаях потому, что обстоятельства требуют чем-то пожертвовать. Но это совсем не то же, что аскетизм. Порой можно ограничить себя в чём-то необходимом, имея целью научиться меньше зависеть от жизненных условий и своих потребностей и воспитать в себе качества, о которых упоминалось выше, — скромность, непритязательность, умение переносить лишения, терпение, силу воли, выдержку и прочее. С этой точки зрения разумное самоограничение действительно полезно, — особенно с учётом того, что ограничение человеком своих материальных потребностей позволит меньше эксплуатировать природу нашей планеты и уменьшит в обществе жадность, зависть и вражду. Но именно разумное самоограничение, а не аскетизм. Крайность не должна лечиться крайностью. Тут нет смысла вышибать клин клином, поскольку оба клина плохи, и это не приведёт ни к чему, кроме новых проблем. Всё хорошо в меру. В данном случае мера лежит посередине между разнузданностью и аскетизмом. В той точке слияния духовного и материального, где становится понятной их общая основа, где становится зримым их единый исток. С точки зрения Учения эта точка видна очень ясно.
© Атархат, 2017
